к |
Н |
И |
Г |
А |
ЧАСТЬ-1 |
ЧАСТЬ-2 |
1985 - 1995, 06.2018
Средь дикой потехи бесцельного мира
Для смертных утехи - безумство и лира.
Безумство дерзаний, войны и ума,
И песни страданий, любви и вина.
Все к веку попадём в гарем -
Но свой черёд придёт не всем,
Не всяк счастливец понесёт,
Не будет признан всякий плод.
И груды книжек исписав,
Души своей не истолкуешь.
И просто на хер всех послав,
Быть ложно понятым рискуешь.
Не пригвоздить желе к стене,
Не расколоть навозной кучи -
И коль пригрелся ты в дерме,
Людей сарказмами не мучай.
Сердце не камень, мозги не кисель,
Хочется сразу и в рай и в бордель.
Хочется петь, и творить, и дерзать,
Хочется лечь, и всех на хер послать.
Чтоб жизнь свою не прозевать,
Не принижай своё призванье,
А с детства привыкай считать
Себя за центр мирозданья.
Хоть тело дух и тяготит,
Но плотью дух и воспаряет:
Вино, любовь - и сибарит
В мир горний помыслом взмывает
Должно быть боги вдохновляют,
К строфе сама летит строфа,
Когда мне дух и плоть ласкают
София, Софа и софа.
Многоречивые уста
Так жидко мысли излагают,
Что даже мудрые слова
Они в баланду превращают.
От размышлений мудаков,
Записанных в большие книги,
Так жидко стало море слов,
Что ловят в нём теперь лишь фиги.
Не надо прояснять слова,
Рвать ткань живую разговора.
Мы ж за бутылкой, тема спора
Должна быть смутной и без дна.
Тревожно мне среди людей.
Я лица между строк читаю
И тень грядущих страшных дней
Я в них всё чётче различаю.
Прозренья в клочья рвут мне нервы -
Ведь это страшно, хоть кричи:
Кругом лишь будущие жертвы
И их лихие палачи.
Кругом шуты с нешуточным мечом,
Штаны с лампасами и колпаки в кокардах.
И корчась со смеху, мы знаем, что умрём;
Но как нелепы скоморохи в аксельбантах.
И снилось мне, что клич гремел не зря,
Что снова всюду только Бездна с Тьмою,
И носится, смяв гордо прахоря,
Как Вечный Жид, Дух Русский над водою.
Пусть правду-матку круто рубят,
Пускай лжецы людишек судят:
Нам всё едино - что сидеть,
А что в грязь щепками лететь.
Кокарды прорастают медным лбом,
Роднят уставы душу с сапогом.
Служаки любят мерный чёткий шаг:
С ним просто - кто не в ногу, тот и враг.
Тревожно люди засыпают
В стране, где сон их охраняют
Солдаты с кукишем в кармане,
Иль тощей вошью на аркане.
Не зря седьмого ноября
Был красным днём календаря.
В тот день всем нужно вспоминать,
Как может глупость всё просрать.
О счастье, равенстве толк был,
О братстве, марсельезу пели.
Но революционный пыл
Смёл и преграды все, и цели.
Опять меж правых-левых вой,
Опять свободе серенады,
Опять пытаются, друг мой,
Из нас построить баррикады.
Придурки, бесы, всех не счесть,
Мир не угробить наш невольны.
А нам успеть бы прохрипеть -
Ну что, убили нас, довольны?
Когда всё ж кончилась зима,
И солнышко слегка пригрело,
Не стала расцветать страна,
А трупным духом засмердела.
Насрав на опыт прочих стран,
Мы для себя свой строим базис,
Разрыв огромный котлован
Во весь наш маленький оазис.
Вы нас утопией прельстили,
И мы в охотку, в один миг
До основанья разгромили
Отцами созданный нужник.
И вот мы двор, страну засрали,
Засрём и ваш продажный мир,
Но свой нужник не променяем
На бездуховный ваш сортир.
Жить будем снова по старинке -
Зажмём крестьян, сживём купцов,
И в европейском общем рынке
На всех накупим леденцов.
Интеллигент иль пролетарий,
Семита сын иль чистый арий,
Чёрт занесёт, придут ли сами.
Все пропадут у нас в бедламе.
Для большинства всё один хер,
Что им за музыка играет:
Астральных сфер, анальных сфер -
Народ нюанс не разбирает.
И не покончив даже с пьянкой,
Попёр в Европу наш народ -
Теперь и в Лувре круглый год
Несёт надушенной портянкой.
Попав в толпу, не по своей пусть воле,
Как ни была бы наша мысль чиста,
Но и не раскрывая рта,
Участвуем в её ужасном вое.
Пока овечек крепок дух,
Пока все рвутся к общей цели,-
Спокойно может спать пастух
Под боком у своей мамзели.
Прокрустову лажу про общий стандарт,
Чтоб в стадо всех сбить,
нам настырно твердят.
И уши развесив под эти помои
Мы все набираем - кто вес, кто надои.
Коль пренебрёг брехнёй убогой
И не вписался в поворот, -
Не рвись ты влиться вновь в народ.
Иди себе своей дорогой.
Повязан вечно весь народ
Верёвкой крепкой, что даёт
Вить из себя подвид людей -
Честолюбивых, но блядей.
И для царей, и для клопов
Желательно, чтоб был народ здоров.
Но в меру, чтобы сильно не нищал,
Но и достатка чтоб хорошего не знал.
То гром побед, то тризны звон,
То битых бьют, то Бога славят.
Мы уж как выжатый лимон,
А нас же давят всё, и давят.
Запретные плоды
вкушать нам разрешили,
Запретных книг тома,
читать нам предложили,
Запретный раньше люд,
истошно стал вопить,
О том, что то и то
нам надо запретить.
Русланы Верные снуют,
Доносчики работы ждут:
Нельзя так сразу прекратить
Одним - стучать, другим - давить.
В верхах безумие и склоки,
В низах нестройный стадный бунт,
А в роли "совести эпохи"
Традиционно скачет шут.
Порядок строгий экзекуций
он в государстве учредил.
Народ его боготворил.
Когда в цари придёт полено,
Закончится в мозгах сумбур.
И станет редька слаще хрена,
И яйца образумят кур.
Опять затея не прошла,
Опять начнут искать козла,
И вновь, не тратя лишних слов,
Решат - всё зло от евреёв.
Еврей вздыхает: "Всё равно",
Соседи слышат: "Всё гавно",
И голосом дурным шипят -
Опять евреи нас чернят.
Один еврей другого не еврей,
И не делясь по соблюдению законов,
Все носят в сердце искру всех исходов,
Дух гетто, мудрость Книги, боль печей.
Рожденьем задан был толчок -
И крутится свой век волчок.
Без всякой цели и заданья,
Что человек, что мирозданье.
Боюсь, что Бог от нас сбежал
Туда, где первозданен Хаос.
И там навек он завязал,
Узлом, свой Животворный Фаллос.
Владыки ли мы в нашем мире,
Иль просто мошкара в сортире -
Хозяин хлорки сыпанёт,
И кончит жизнь наш Славный Род.
Микроб в питательном растворе,
Пусть и помимо своей воли,
Но тоже очень хочет жить
И мир собою заселить.
Как ни страшна смерть миллионов,
Как ни потряс распад страны,
Мужайтесь - всё в тартарары
Летит по Божеским Законам.
Кому знаком путь древних царств,
Тому распад их государств
Твердит не о конце времён,
А то, что вечен всяк закон.
И мы в миру не навсегда -
И наши рухнут города,
Меж ними банды побредут,
Сольются, князя изберут,
Начнут тихонечко молиться,
Ремёсла могут возродиться.
И мой потомок, может быть,
Начнёт детей и скот плодить.
Порою жизни, времени ль река
На дестилетия, и даже на века
Вдруг замирает от чего-то
И превращается в болото.
Конечно, жизнь своё возьмёт,
И время в силу вновь войдёт,
Но там уж всё с болотом породнится
И долго нечисть будет в том краю водиться.
В грядущий храм грядущий хам
Войдёт, и харкнет у порога:
Дурацкий дом, ненужный хлам
И сказка глупая про Бога.
Идеи новые, кочевникам подобно,
В пределы старых догм врываются разбойно.
Своё возводят на их месте государство,
Своих догматиков сажают в нём на царство.
Меж ними свой родится пэр и лорд,
И гибнут под ударом новых орд.
Готова в щепки жизнь крушить
Прямолинейная идейность,
Стремясь свою прямолинейность
По узким тропкам протащить.
Он своё мнение имел
Когда хотел и как хотел
Священники ещё с исконных дней
Заметили - без Бога храм светлее,
Огонь на алтаре горит ровней,
И трапезы проходят веселее.
И с тех времён заложено в канон:
Дух букве должен подчиняться,
И сей неписаный закон
Нигде не смеет нарушаться.
Людям издавна, как гибель, как хула,
Ненавистна остро истина была.
И без истины они жить не могли,
Оттого-то мир и полон болтовни.
Тянулся скучно жизни пир,
Не как разгул, а как поминки -
Убогий стол, зал как сортир,
И всё промашки и заминки.
Ещё один подлец зажил как в сказке,
Ещё один дружок мой дуба дал.
Всё неувязочки у Бога, неувязки.
Я их уж слишком много насчитал.
Мы долго выбираем цель,
Лошадок верных намечаем,
И слишком поздно замечаем,
Что это всё - лишь карусель.
Я в каких-то людишках
Как в липком дерьме,
Я болтаюсь в делишках
Весь день, как в петле.
Время ж в спять не направить.
Поздно что-то менять.
Ничего не исправить.
Можно только понять.
Не чистый лист,
не с ним нам жизнь равнять,
Скорей она похожа на анкетку,
Где можно пару слов вписать,
Да сделать нужную отметку.
Нет просто созерцающих юдоль -
Все лицедействуют, комедии ломают.
Ведь созерцатель - тоже в чём-то роль,
Её такие же фигляры исполняют.
Бездарно мы свой век просрали,
И даже выигрышные сцены
Мы так нелепо отыграли,
Как пьяный клоун роль Елены.
Нас жизнь в мясорубку всех вместе кидает,
А там кто как сможет, а там кто как знает.
Останешься целым - пойдёшь на гуляш,
А нет - так со всеми в один общий фарш.
Я кончу плохо, как и начал -
Один из множества нулей.
Ничем не был, ничто не значил -
Снедь для подонков и червей.
Мы не состоялись, и то сознаём.
Что ж - выпьем, обсудим и тихо уйдём,
Позволив до срока нас жизни учить
Тем, кто и не ведает, что значит жить.
Как верю я, что был приказ
На то, чтоб в жизнь призвали нас,
Так верю я - нас без приказа
Не тронет ни одна зараза.
На чём же жизни эти Играют в небесах?
На скрипке, на кларнете, А может на басах?
Без нот импровизирует Талантливый джазист?
Каноны тиражирует Усердный талмудист?
А может на шарманке Два ангела-мальца
Прокрутят, как с изнанки, Без такта, без конца.
Мы не считаем, что зазорно
Судьбы начальственной покорно
Сносить и окрик, и тычок.
Мы тянем жизнь свою, как срок.
Хоть изгнан Дьявол, Бог не рад -
То ли просчёт, то ль невезенье,
Но лучшие Его творенья,
Как правило, шагают в ад.
И гордых выходцев ликбезов,
И знатоков идей чужих
Смущает окрылённость бесов,
И серость тихих и благих.
Границы меж добром и злом
Настолько зыбки и размыты,
Что для идущих напролом
Пути в одну равнину слиты.
Не мни, что мысли плоские
Бывают только плотские:
Ведь и душа, судя не строго,
Порой живёт весьма убого.
Порой, как красная девица
Ждёт скромно, честно жениха,
Так совесть трепетно томится,
Вся в ожидании греха.
Душа, чистюля и ханжа,
Пороки плоти осуждая,
Дрожит в предчувствии греха,
Ручёнки сладостно вздымая.
Какой-нибудь яйцеголовый,
Возьмёт с моим врагом меня,
Враг - тезис, антитезис - я,
И нас сплотит он в синтез новый.
Что значит -"нет незаменимых"?
Исчезнет кочка, сад завянет,
"Не те" займут места любимых.
А жизнь-болото всё затянет.
Судьбу я не целую в зад,
Но чту, что рок и отмечает.
И мне порой, пусть на свой лад,
С ухмылкой злой, но помогает.
Когда мы лишнего не просим,
Судьба порой балует нас:
То бабу с триппером упросим,
То в бровь получим, а не в глаз.
Три скорбных строчки, друг мой, прочитай -
Как человек, стать долгожителем мечтавший,
Себя по всем системам истязавший,
Попал, прожив лет сорок, под трамвай.
Себя не слушаем, другим не доверяем,
Приметы на хер посылаем,
Сивилл, не выслушав, е--м -
И ничего, пока живём.
Паденья обещают взлёт,-
Лишь пробудись от липкой спячки,
И вдруг, воспрянув от невзгод,
Ты гордо встанешь... на карачки.
Всяк портит сам свою планиду -
Себе и Сциллу и Харибду
Хоть расшибётся, но найдёт.
И, влипнув, жизнь свою клянёт.
Нас жизнь не гладит, скорее бьёт,
Но всё же учит, но всё ж ведёт.
Жизнь не прекрасна, скорей страшна,
Но не ужасна и не пуста.
И кто как может, так и живёт,
Пусть песню плача, но всё ж поёт.
Умерь, Господь, своё добро,-
Мне не по силам уж давно
Дар одиночества нести.
Слаб оказался я. Прости.
Всех словно цепь соединяет -
Движенье, вздох и даже плач
Себя и ближних истязает.
И каждый - жертва и палач.
Есть люди смерти, в ком потух,
Лампадой, безнадзорной дух.
Они за счёт других живут
И жизнь как кровь из ближних пьют.
Я как-то не люблю людей
В ком планов рой на нас клубится.
С их липких взглядов и речей
Мне хочется скорей умыться.
Терпеть Господь нам завещал
Любого, будь он даже гадом.
Но Он же ведь не утверждал,
Чтоб их терпеть с собою рядом.
С печалью люди наблюдают,
Как все их жертвы отвергают -
Не жили сами, всех травили.
И всё в помойку, что скопили.
Когда кругом обступит нежить,
И ты почуешь вдруг нутром
Её погибельную нежность,
Души начавшийся излом.
Тогда и у неустрашимых
Захолодеет вдруг душа,
И самых непоколебимых
Застыть потянет, не дыша.
Без всякой ведь вредить охоты
Нам помогают доброхоты,
Так, что с их помощью беда
В жизнь нашу входит навсегда.
Порой надеемся, что горе пронесёт,
Но тут как тут вам доброхот -
Свои дела, семью бросает
И в петлю влезть нам помогает.
В свою систему координат
Нас вечно втиснуть все норовят.
Достоинств наших там не щадят,
Придать им минус всегда хотят.
Да и мы сами, у них в глазах,
Всего лишь точки на их осях.
Все плюсы наши, сольются в крест
Мишенью видной, семь вёрст окрест.
На спину крест тот - и вверх пошли,
Чтоб нам на плахе они смогли
Всё объяснить враз - гвоздями в лоб,
И окрестить нас - крест колом в гроб.
Могу в конце и в заключенье
Вам не без гордости сказать:
Что я, с уместным уваженьем,
Не без почтенья... Вашу мать.
Хочу, чтоб вера в нас была,
Что мы под старость из ума
В такие выживаем дали...
Куда всю жизнь попасть мечтали.
Все эти споры возрастов
Лишь склоки глупости с безумьем,
Безумств неопытных юнцов
С премудрым старцев слабоумьем.
Противоречивые заботы
Старцам не дают спокойно спать:
Стремительно уходят в вечность годы,
И некуда остаток их девать.
Давно всем следует понять -
Власть старикам нельзя давать:
Поначудят - и в гроб сбегут...
А нам на блюде счёт несут.
Что там всё делят старики,
Они ж свои сыграли роли.
Не Гамлеты уж, не Де Голли,
А просто старые мешки.
От той сосны, что мачтой стала,
И той, что на дрова попала
Осталось два спесивых пня.
Без склок их не проходит дня.
Мне снилось - старый пень стоял
В лесу, лес гнил и высыхал.
А пень в побегах был зелёных
Среди деревьев обречённых.
Один завет есть странный -
"Чтоб жизнь полней прожить,
Свою старуху каждый обязан погубить".
Но в нашей жизни чаще, конец почуяв свой,
Раскольникова тащит старуха в гроб с собой.
Мне нрав твердит - не возникай,
Покой не рушь, всё несерьёзно.
А жизнь толкает - не зевай,
Вдруг завтра станет слишком поздно.
И коротка жизнь и длинна,
Страниц листанье примелькалось.
И уж не смотришь в письмена,
А лишь на то, что там осталось.
Ещё полна моя сума,
И жизнь течёт с прицелом, связно.
На грани ясного ума
И жуткой пропасти маразма.
То на краю, а то по краю,
Я то стою, а то шагаю,
И вот уж бездне, как родной,
Машу приветливо рукой.
За ходом дней своих следя,
Могу сказать, успехом горд -
Не заставляю ждать себя,
Закончен без задержки год,
По жизни мчусь, как на коне,
Прикончу вовремя январь.
Ничто не помешает мне
В срок свой освоить календарь.
Часы всю ночь жевали время,
Всю ночь я слышал мерный тик.
И мне казалось, жизни бремя
С собой уносит каждый миг.
Но уж вставала ясность - плата
За жизнь растёт вблизи конца,
И то, что каждая утрата
Ложится с тяжестью свинца.
В душе, как стылый ветер,
И жить уже не в мочь.
Но это только вечер,
А впереди ждёт ночь.
Всё к лучшему и к худшему,
К лохмотьям и к венцу,
К пустому и к насущному.
Но всё ведёт к концу.
Смерть в своих методах богата,-
И наша крепость будет взята.
И нам в очко воткнёт запал,
В свой срок, с косою генерал.
Мы все идём не к цели, а к концу.
И нет нужды готовить оправданья,
И не востребуется наш ответ Творцу -
Прощенья нет, но нет и наказанья.
Скучая, ближних своих мы
Толпой на кладбище таскаем.
Скорбим, кладём на гроб цветы,
Прощаем всё им и... зеваем.
Пока нас мысль ни пробудит,
Что всяк у времени невольник,
И что в гробу уже лежит
Из нашей партии покойник.
Смерть близких нам являет вдруг ничтожность
Всех упований, и несёт она с собой
Освобождение, забот печальных рой,
Наследство, нищету и тяжкую возможность
Заняться наконец самим собой.
Пока в нас юность через край,
Всё впереди, всё в круговерти -
Мы проклинаем мерзость смерти.
Когда ж, кляня и ад и рай,
Мы подойдём к последней тризне,
Прозреем мы коварство жизни.
Нас жизнь пьянит, чтоб пеленой
Скрыть неприглядный облик свой.
А коль кому вдруг недольёт,
Тот в петлю голову суёт.
И вот, на днях, ещё один мой друг
Случайно, видимо, от жизни протрезвился.
Всё понял вдруг,
И тоже удавился.
На жажде жить, как на булавке,
Висим, смиренные козявки.
Не дёрнемся, не закричим,
Лишь тихо ножками сучим.
В конце туннеля будет свет,
И сгинут доски гробовые.
Мы вознесёмся, прав завет.
Забыв в печи мосты зубные.
Уж с крышкою забитою, в гробу,
Он всё кричал: "Нет, весь я не умру!".
В глубокой старости мы все в глубокой жопе.
Не дай Господь мне, чтоб я жил,
Когда всё наше смоют годы.
Среди людей другой породы,
Среди лишь мне родных могил.
Спаси, не затяни век мой,
На опостылевшей постели.
С почти бездомной уж душой
В почти что уже мёртвом теле.
Схватило сердце, тьма в глазах,
И яркий свет, как дверь из круга.
Но врач, и жизнь опять вползла,
Как надоевшая подруга.
Из круга выскочить успеть,
Не прозевать конца начало.
Не допустить, чтоб кошка-смерть
С тобой, как с мышкою сыграла.
Мне хочется покинуть мир
Не в муках, не во сне загнуться,
А, дружеский устроив пир,
Уйти в себя, и не вернуться.
Не продлевай унылой жизни боль,
Ладья стоит, заждался переправщик.
Ведь мы и так доигрываем роль
Намного раньше, чем сыграем в ящик.
Готов я к сносу, как ветхий дом,
Иль в переплавку, как старый лом.
А всё, что вместе со мной уйдёт,
Не сохранит мир, не превзойдёт.
Как вещичичьки мои выносили
В голос книжечки мои голосили:
"Знали мы, что пропадём без тебя,
Но так сразу на помойку нельзя!"
Да и я мечтал, пред тем как пропасть,
Сорок дней своих без бед пропорхать.
Друзья однажды предадут
Меня земле, что сомневаться,
Взгрустнут, и дальше заживут.
А я их буду дожидаться.
Меня на кладбище снесут,
Там выпьют, чтоб не расходиться,
Потом ещё, потом споют,
И мой дух будет веселиться.
У трупа первый юбилей -
Со дня кончины девять дней.
Ещё раз пять сверкнут головки,
И в вечность, уж без остановки.
Пусть очистительный огонь
Пожрёт меня, спасёт от тлена.
Так всадника спасает конь,
Уж бездыханного, от плена.
Путь человека определён
И хоть не будет никто спасён,
Ну что ни делай, как ни крути,
А все в Нирвану ведут пути.
И пусть всех сварят в одном котле,
Шагать отдельно - тебе и мне.
Пусть проклянут нас, во рву сгноят, -
Покой наш вечный не повредят.
Не воскресить нас, нас не поднять,
Покой наш вечный им не отнять.
Загнёмся мы, и нас свобода
Обнимет радостно у гроба,
Осанну ангелы споют,
А черти нам стакан нальют.
Жена - хранитель очага.
И муж, поленом в нём сгорая,
Уходит жар, ворчит слегка,
Согрей хоть чайник, дорогая.
В оглоблях верности мы прём
Телегу лет с поклажей счастья.
Но в мягких тапках, и жуём
Овёс любви и сладострастья.
Нам как-то с возрастом роднее
Становится хомут на шее,
А коль разношен и не жмёт,
То, словно бы, душа поёт.
Два одиночества себя
Пытались страстно убедить,
В том, что они одна семья,
И вместе им приятно жить.
Я не свободен от тоски
По той, что может всё понять,
А мне лишь штопают носки
И говорят - пора в кровать.
Мне, представителю народа,
Свой род начавшего с исхода,
Позорно век с женой прожить
И никуда не уходить.
Коль несмотря на все свои
цивилизации уступки
Способны жёны на поступки,
И дух творенья в них горит,
Нам вырожденье не грозит.
В любви не разберёшь - где свет, где тень:
Понравились друг другу, расписались,
Всю жизнь свою счастливо дрались
И умерли в один и тот же день.
Их люди часто вспоминали -
Вничью, голубчики, сыграли.
В душе, где топал всяк, кто мог,
Не так саднят следы сапог,
Как мягких туфелек домашних.
К моим заботам безучастных.
Она была отнюдь не дурой,
И твёрдо знала каждый раз -
Куда пойти, какой фигурой,
Чтоб получить от мужа в глаз.
"Ты мне как чемодан без ручки" -
Мне Хлоя крикнула в четверг.
А я же скрыл, целуя ручки,
Кто мне как прошлогодний снег.
Твой вид нелеп, как трезвый взгляд,
Как склизкий огурец с шампанским.
Но с водочкой, под листопад,
Пойдёшь и ты княжной испанской.
Печальна жизнь немолодых уж дур -
Разглядывать, на ком и как что сшито,
Нести друг другу вздор, врать про амур
И сравнивать разбитые корыта.
Что розы наши перестарки -
Чем менее свежи и ярки,
Тем искренней они считают,
Что их шипы лишь украшают.
Спаси нас, Боже, от затей
Покой не знающих мудей,
И помоги не впасть нам в грех
Боязни чувственных утех.
Ваш нежный взгляд ко всем напастям
Ещё любовь мне посулил.
И я, представив это счастье,
Всю канитель, как пёс завыл.
Хожу меж дам, не трачу нервы,
И мне отрадно представлять,
Что вот и той, и этой стервы
Мне подфартило избежать.
Меж их ловушек, седоус,
Я, проплывая, размечтался,
Наживки вспоминая вкус
С крючков, где я не удержался.
Был старец к дамам расположен -
Пускал слюну и корчил рожи,
Клюкою стукал по земле
И говорил "кхе-кхе, кхе-кхе".
Томленье духа всё одно -
Мудрец в писанье повторяет.
Мне ж видится - гниёт говно
И смрадный дух над ним витает.
Душа, способная болеть,
Всегда болит и кровоточит.
А если хочется ей петь -
Должно быть бес её щекочет.
В весёлой жизни я чужой,
Тоску и скрежет мой зубовный
Прервать не может уж запой,
Не то что вздор и бред любовный.
В харчевне жизни торг горой -
За свои несколько годочков
Урвать стремимся у косой
Побольше лакомых кусочков.
Пока горазды пить, любить -
Не выбираем долго чаши.
Эстетику же будем чтить,
Когда ослабнут члены наши.
Проходит жизнь, а мы жуём
Лишь если нам не отвертеться.
Мы будто зубы бережём,
Чтоб красивей в гробу смотреться.
Жестоким приговор мне был:
То не исполнил я, с чем послан,
Недогрешил, недочудил,
И в рай унылый был отослан.
Я жизнь меж строчек, уж не читаю,
Её все тайны, и так я знаю,
То, что открыто, мне стало ближе -
Оно приятней, оно пожиже.
Я чувство "радость жизни" вам
Сравненьем проясню понятным:
Порой насилие, мадам,
Становится небесприятным.
Едут, едут поезда
Ниоткуда в Никуда.
Но на каждом полустанке
Целый год в трудах и пьянке.
Я в жизни ни на что не ставил
И ничего не потерял:
Не суетился, не лукавил,
И скудно пусть, но пировал.
Вино я на закате пью.
И смыв спесь мудрости стаканом,
Я перед Богом предстаю
Наивным, глупым стариканом.
Каким бы ни был день счастливым,
А может мерзким и тоскливым,
Но без вечерней пьянки он
Логически не завершён.
Душа то петь начнёт, то выть.
Понять её не удавалось.
И плоть, не зная как ей быть,
Уже привычно напивалась.
Образовался недопой,
Душа болит и завывает.
И знак даёт, что так с собой
Шутить она не позволяет.
В свою растресканную чашу
Я лью не воду, а вино.
И наплевать мне, что жизнь нашу
Продлит полезное говно.
Коль день осмыслив, не додам
Ему довесок в двести грамм,
Себя мне трудно убедить,
В том, что и завтра стоит жить.
От водки радостнее сны,
Боль неудач, потерь слабеет,
Но гнёт предчувствия, вины
От чаши крепнет и густеет.
Я никогда не жил "как все",
От всех комплотов отбивался,
Но без задержки откликался
На зов "топить тоску в вине".
Вино даст носу красноту,
Что, может быть, не так и плохо:
Будь ангел ты иль выпивоха -
Всё посереет нос в гробу.
Успеть, налить, не прозевать,
На посошок, хотя б глоточек -
Уж очень страшно покидать
Душе обжитый уголочек.
Пусть спьяну кончу жизнь свою,
Надеюсь, мне мой грех простится,
И верю, что очнусь в раю,
И там дадут опохмелиться.
Я также верю, что мои
Стишки не очень Бога злили.
Он скажет - ладно, в рай иди,
Мы тоже здесь поначудили.
А может гаркнет - негодяй,
Ты что ж, ждал здесь аплодисментов.
И мирно уж - не лезь ты в рай,
Он для ханжей и импотентов.
1985 - 1995, 06.2018
ЧАСТЬ-1 |
ЧАСТЬ-2 |